Где-то далеко в долине.

Перед вами раскинулась плодородная долина, изрезанная холодными реками, взбирающаяся стенами лесов и полотнами лугов на горные склоны.
В селении в долине воздух наполнен умножаемыми через громкоговорители песнопениями муэдзина. Он надрывно причитает. Верующие очень боятся и спешат мимо, притворяясь, что у них куча дел.
У реки, намыливая жидкие волосики мышиного цвета сидит женщина. Она - работница в доме джигита. Под влиянием окружающего пейзажа и мистических звуков, она решила попробовать помолиться богу и попросить кое-чего для себя. Жизнь у нее вроде в целом нормальная, не хуже, чем у других. Ну, может, садовника ни разу не видела. Снится ей по ночам одно: джигит, закрутив три волосинки, которые он сам считает залихватскими усами, косолапо стуча каблуками, вваливается в ее комнату. От него пахнет горным воздухом ледников и овечьим навозом. Он мужественен, как никогда (представляет себя Киану Ривзом из Матрицы). Глаза горят, губы плотно сжаты (его рот никогда не унижался до зубной щетки). Он медленно приближается к ней, в темноте спотыкается об ее амулет, призванный защитить девическую честь - моток колючей проволоки, падает, бормочет что-то неразборчивое (наверное, романтичное, потому что про маму и любовь). Поднимается, подходит ближе и заключает томящуюся, как тесто в кадке, работницу в свои джигитские объятья.
Эх, сон и есть сон. Вот бы и вправду...

Очнувшись от очередного наплыва грёз (очнувшись, надо сказать в не совсем удобном и красивом положении - сидя на берегу, окунув голову в воду), женщина, назовём её милым именем Мэлс, что означает "Маркс Энгельс Ленин Сталин" (и совсем не важно, что имя мужским считается), грустно посмотрев в сторону стремительно уплывающей по течению реки последней бутылки с шампунем (и тут же вообразив мечту, что джигит, отважно прыгая в бушующую, полную злых окуней реку, спасает эту бутылку, и, выходя их реки, как, скажем, Халли Берри из "Джеймса Бонда" из океана, даже в таком же оранжевом купальнике, преподносит ей бутылку с шампунем), внезапно вспомнила, что ей давно уже пора быть на работе. Сжав в руке медальон, в котором хранила подобранный с пола кусок ногтя джигита, отгрызанный им же самим лично (этот ноготь, вообще-то, мог принадлежать кому угодно из дома джигита, но женщине хотелось верить, что он принадлежит именно её возлюбленному, к тому же, точки ярко-розового лака на ногте давали Мэлс надежду на это), Мэлс побежала по дорожке к дому.

Мелсом, Зухра стала называть себя после просмотра трейлера фильма "Стиляги", Тогда же джигит стал ей являться во сне в пиджаке с ватными плечами, с зачесанным коком. Она ласково звала его Пользушкой, Пользенышем, Ползунком. А в минуты отчаянных мечт он представлялся ей мачо Польземодой!
Однако, мечтать все время невозможно. Так и Мэлс, взболтнув для порядка свои пряди в желто-мутном киселе реки, отправилась домой. Увы, по дороге ей не встретился никто, чьи плавки могли бы равняться с Суперпользаменом. Так бредя, спотыкаясь, проклиная синематограф, Мэлс взобралась в аул. Там, искусно лавируя между овечьими какашками, она прокладывала себе путь локтями, брызгая в лицо особо отчаянным подросткам ядовитым шампунем, настоянным (о Аллилуйя!) на шерсти снежного человека (АААА! это универсальное средство, если кто увидит в магазе, всем расскажите!)
Разглядывая высунувшийся из прохудившегося сапога, который она купила на распродаже в музее Буденного, свой окаменевший мизинец, Мэлс не заметила, как споткнулась о лежащее на дороге тело.
- Ну шо за... Хто здесь?? Узурма??? не тереби бурку!
В нос шибануло терпким ароматом давно немытого джигитского шерстяного белья. Мэлс пошатнулась, но устояла на ногах. В воспаленном мозгу пронеслось: - вот он, мой шанец! Я как раз побрила спину! - ЭЭ, джигит, пашли ка мне, я чичас гладкая, как хвост бобра. Угащу шербетом из семечек!
- Мбуэээээ - промычал джигит.
- Хм, надо придумать нечто фантастически неземное - почесала позвоночник Мэлс и прошептала:

- Ах, шайтан! Ну вставай баран нестриженный, овца неощипанная! – именно такими фантастически-неземнo действенными словами её по утрам всегда будила любимая мама. Пока не охрипла и вместо слов не стала использовать крепкую дубину, на которой все эти слова выжгла своим испепеляющим взглядом. И каждый раз, когда дубина касалась переносицы Мэлс, она могла их читать (мама была умная и специально направляла дубину к носу в таком положении, чтобы глаза дочери видели эту надпись).